Рыцарь на круглом столе или мужской стриптиз без плаща, но с кинжалом.
Итак, первый этап полугодового предвыборного марафона завершен. Телевидение из своего прямоугольного чемоданчика «как бродячий китайский фокусник…» одну за другой вынимало перед нами различные вещи. «Сперва красную нарукавную повязку, на которой золотом было вышито слово «Распорядитель». Потом на траву легла милицейская фуражка с гербом города Киева, четыре колоды карт с одинаковой рубашкой и пачка документов с круглыми сиреневыми печатями». Все как у Ильфа и Петрова.
Теперь, видимо, будут извлечены: «азбука для глухонемых, благотворительные открытки, эмалевые нагрудные знаки». Афиша с портретом и надписью «Приехал Жрец (Знаменитый бомбейский брамин-йог) сын Крепыша Любимец Рабиндраната Тагора» и любитель Киплинга Иоканаан Марусидзе была извлечена вчера. В течение нескольких часов мы наслаждались номерами по опыту Шерлока Холмса. Курочками невидимками. Свечами с Атлантиды. Адской палаткой. Материализацией духов и раздачей слонов. Надо признать, как минимум, две вещи, первое, чудо возможности телевидения превзошли все мыслимые постановочные возможности в юбилейном десятом по счету ток - шоу «Пророк Самуил отвечает на вопросы публики». И, второе, «представьте себе, что на жреца больше всего ловятся такие передовые люди, как заведующие железнодорожными клубами». Но что характерно, и это отмечают все зрители, со времен первых ток - щоу двадцатилетней давности произошли значительные изменения, свидетельствующие, как быстро изменяется наша жизнь в лучшую сторону. Пророку Самуилу больше не задают вопросы: «Почему в продаже нет животного масла?» или: «Еврей ли вы?»
Констатируя несомненный успех, было бы неправильно не упомянуть тех, кто вносил в него доли малые, но весомые. Накануне (звучит прямо-таки, как тургеневский роман). Накануне, публицист, писатель-почвенник и даже поэт, выступая на Эхе перед красавицей, разогревал публику, предваряя появление на авансцене записного хедлайнера. Автор то ли ботанической поэмы в джунглях цветут белые орхидеи, то ли компостной прозы в центре Кабула вырос черный бамбук, много говорил о том, что над схоластической экономикой встает путиноводная звезда. Олицетворяя себя с волхвом, разогревщик – предтеча примерял на нью спасителя коричневый пиджак и красный галстук, красный пиджак и коричневый галстук поочередно. По-моему, где в этот момент, у интервьюера вырвалось слово шизофрения. Хотя не уверен. Информация о пребывании почвенника в отдаленном женском монастыре могла смутить мой грешный разум. Тем более, после слов о том, что юная послушница доверительно прильнула к мэтру и… Шепнула на ушко, что они келейно будут голосовать за коммунистов…От соавтора контрацептивной публицистики о сестрах христовых больше всего доставалось вредителям вонючих торфяных удобрений, собравшимся на Болотной площади. Ввиду того, что слова болото, болотная, и тому подобные, были столько раз произнесены применительно ко всем либерастам – талерастам, видевшим над площадью НЛО, но не заметившим путиноводную звезду над Кремлем, без исторического экскурса мне не обойтись.
Когда в конце 1793 года (накануне вандемьера нового 1794) Робеспьер вошел в состав Комитета общественного спасения и стал его фактическим руководителем, никто не мог предполагать, что черев год в результате термидорианского переворота он будет схвачен и казнен без суда. В схоластической экономике историческое - пришел к власти накануне нового года звучало бы так: в конце нивоза, накануне плювиоза. Но тем не менее, став членом Комитета общественного спасения, вождь поначалу держался исключительно скромно, просто заменяя в его составе заболевшего старшего коллегу. Без сомненья, разгадка поразительного успеха тирана всегда кроется в том, что поначалу любого из них, в том числе Робеспьера недооценивали. Однако вскоре после этого Комитет начал обрастать исполнительной властью и, в конце концов, стал реальным правительством. В целом стиль политической деятельности Робеспьера характеризовался прекрасным пониманием роли институциональных процедур в политической деятельности и осознанием того, что чисто процедурными методами можно выхолостить содержание любой политики, любого законодательства. Стиль этот можно было бы назвать бюрократическим. У Робеспьера превалировала тенденция решать все вопросы не на публике, а среди узкой группы доверенных лиц — Сент-Жюста, Кутона, Леба и своего младшего брата. Даже от участия в работе Комитета общественного спасения он иногда демонстративно отстранялся, опираясь в своей деятельности на личный авторитет и популярность среди определенных слоев населения Форма, правления для Робеспьера было делом второстепенным. Важно, чтобы правительство выражало «единую волю» народа. Правда, это высказывание вполне устроило бы и многих современных кинематографических сторонников монархии. Публичные выступления Робеспьера без наличия в те времена политтехнологов и политических технологий увязываются с античными образцами «народных вождей», боровшихся с богатыми и никогда — против богатства как такового. Робеспьер, как предтеча политика времен развитых информационных технологий, прекрасно справился с этой задачей, сформировав особый стиль изложения своих взглядов на публике: множество абстрактных рассуждений, апелляция к революционным ценностям, уход от конкретного политического анализа. Речи Робеспьера наполнены угрозами и обвинениями, однако он избегает называть имена, предпочитая намеки. Робеспьер постоянно эксплуатирует универсальную сюжетную схему, применимую к любой политической ситуации революционной эпохи: есть «враги, покушающиеся на «свободу» и «завоевания революции», и особенно внешние враги. «Истинные патриоты» должны собраться в мощный кулак и уничтожить этих «врагов. С самого начала революции в качестве врагов» по очереди выступают все основные ее деятели. Но Робеспьер, для того чтобы одновременно ударить и по умеренным дантонистам, и по ультрареволюционным эбертистам, предлагает еще более изящную схему: существует только один заговор - заговор иностранцев, которые, желая погубить революцию, либо подкупают «снисходительных» (удар по Дантону), либо побуждают совершать жестокости, чтобы обвинить в них народ и революцию (удар по Эберу). Используемая Робеспьером сюжетная схема в обстановке желания каждого проявить себя как можно более достойным революционером работала безотказно. После апреля 1794 года у Робеспьера не осталось организованных политических противников: с помощью судебного фарса, с грубыми нарушениями и без того предельно упрощенных процедур Революционного трибунала были уничтожены дантонисты. Испугавшись могучей защиты Дантона, прибывшая в Революционный трибунал делегация депутатов Конвента во главе с Сент-Жюстом, заставила председателя суда лишить обвиняемых слова.
Кто же дал такую огромную власть этому не высокому, тщательно одетому человеку, не очень уверенно читавшему по бумаге свои абстрактные речи, тогда телесуфлеров не было? Можно не сомневаться, что основой могущества Робеспьера было то аморфное, без яркого политического лица большинство Конвента, которое получило удивительно меткое название - Болото. Болото - это остатки роялистов, жирондистов, озабоченные лишь своей личной безопасностью и поддержанием авторитета Конвента как коллективного органа власти. Объяснение зарождения и процветания вождя в следующем. Поначалу незаметный Робеспьер выполнял политическую задачу, возложенную на него «болотистым» большинством Конвента по уничтожению каждой политической фигуры, которая могла бы выйти из-под контроля Конвента. Одновременно он же защищал бывших роялистов, бывших (покаявшихся) жирондистов, тех, кто через несколько лет, во времена Директории, продемонстрирует всему миру невиданную даже в худшие времена монархии коррупцию и агрессивность. Борьба с Коммуной, то есть фактически борьба с революцией, была для Робеспьера «социальным заказом» объединенного ненавистью к Коммуне Болота. И за выполнение этого «социального заказа» Конвент выдавал Робеспьеру его личных врагов — Дантона, Демулена. Которые, к тому же, своим влиянием пугали Болото. Но Конвент жестоко ошибался, надеясь найти в Робеспьере скромного исполнителя своей воли. Претензии Робеспьера были куда больше, и под скромной внешностью таился человек, стремящийся быть единоличным воплощением «воли народа» и отцом его просвещения. Но каковы препятствия для просвещения народа? Наемные писаки, которые изо дня в день вводят его в заблуждение бесстыдной ложью. Какой из этого вывод? Надо изгнать этих писак, как самых опасных врагов отечества. Надо в изобилии распространять добросовестные сочинения...» Далее следует поразительный вывод, настолько, видимо, ошеломивший самого автора, что он его зачеркнул: Народ... Какое существует другое препятствие к просвещению народа? Нищета. Когда же народ будет просвещенным? Когда у него будет хлеб и когда богачи и правительство перестанут подкупать лицемерные перья и языки для того, чтобы его обманывать. Когда же их интересы совпадут с интересами народа? Никогда». ( Обратите внимание на оборот «богачи и правительство»).
Несомненно, вершиной политического успеха Робеспьера было принятие Прериальских декретов. Робеспьер заставил Конвент принять удивительные законы, дающие центральной власти совершенно неограниченную власть над жизнью и смертью граждан. Смертной казни подлежали «враги народа», и понятие это толковалось чрезвычайно широко. В частности: «Враги народа — это те, кто стремится уничтожить общественную свободу, будь то силой или хитростью... те, кто будет стараться ввести общественное мнение в заблуждение, препятствовать просвещению народа, портить нравы, развращать общественное мнение». Столь неопределенные формулировки не оставляли в безопасности ни одного человека. Однако этим шедевр законодательства не исчерпывался. Истинные открытия лежали в области судебных процедур: «Оклеветанным патриотам закон предоставляет в качестве защитников присяжных патриотов; заговорщикам он их не предоставляет». Итак, вопрос о виновности решался до суда. В результате применения этого закона с 22 прериаля (10 июня) по 9 термидора (27 июля) 1794 года только в Париже погиб 1351 человек, лишь в два раза меньше, чем за весь предшествующий год. Робеспьер явно преуспевал в захвате абсолютной власти.
Но, к несчастью для себя, он вышел из той роли, которую ему предназначило Болото. В созревающем заговоре объединились левые и правые силы. Ведь на этот раз жертвой должно было стать Болото, которое, как казалось Робеспьеру, не представляло собой организованной политической силы. Инстинкт самосохранения сплотил Болото, запуганное в предыдущие месяцы. Безотказная сюжетная схема Робеспьера обернулась против него самого: если больше нет видимых врагов свободы и у власти «истинные патриоты», но есть потребность новой крови, то возникает подозрение: а не являются ли сами «истинные патриоты» врагами свободы? По выражению Пушкина, Робеспьер был «сентиментальным тигром», но сентиментальный тигр — это тигр-лицемер, готовящийся умертвить свою жертву. С болотом же «тигр», явно промахнулся, и оно поглотило его. И то верно, ведь глаза тигра никогда не светятся в темноте, они лишь отражают падающий на них свет. Для имитации света и существуют те, от имени которых разогревал на Эхе, нуждающийся в широкой левой - правой коалиции писатель
Примечательно, что, по – началу политической карьеры Киплинг не числился в любимых авторах. Приоритет отдавался Дрюону и его «Проклятым королям». В связи с этим, я думаю, «Железного короля», «Узница Шато-Гайара» «Яд и корона» схоластическая экономика уже пережила. В моменте «Негоже лилиям прясть» (о беспощадной борьбе, которую ведут, чтобы добиться регентства, три родственника покойного короля Людовика). Если так, то нас еще ждут: «Французская волчица», «Лилия и лев» (приводит читателя к началу Столетней войны). А эпилогом или многостраничной эпитафией станет «Когда король губит Францию» (в заключительной части романа Дрюон последовательно развивает мысль о роковой роли посредственности, волею случая очутившейся у кормила власти).
Что касается резкого поворота головы от западного Дрюона - к восточному Киплингу, то такие резкие движения не страшны и не противопоказаны не только знаменитым бомбейским брамин - йогам. Наш - то, наш-то орел двухголовый! И пока голова «БРИК» гипнотизировала змеиным взглядом диких бразильских карнавальных, тьфу ты, индийских обезьян. Голова «ЕС», восстав от вассальной зависимости, кротко, потупив взгляд, любовалась писающим мальчиком.
Комментарии
Отправить комментарий